ЧУЖАК

Индейцы все время подвергались гонениям с тех самых пор, когда только их обнаружили.

Стинг

К началу 1988 года Стинг и Труди были совершенно одержимы тропическим лесом и положением индейцев. Их близкий друг, Дебора Коен, навестила их в их доме в Хайгейте, в Северном Лондоне: «Я никогда не забуду день, когда я вошла в дом. Стинг сидел в кресле около камина. Труди - на полу возле его ног, и они разговаривали об индей­цах как пара возбужденных подростков».

В первые минуты приезда Деборы Стинг повер­нулся к ней и сказал: «Нам надо кое-что сделать для индейцев. Мы думаем об учреждении для них фонда».

Дебора пыталась заставить свой голос звучать заинтересованно, но в глубине своей души беспо­коилась, что, возможно, Стинг слишком уж глубо­ко вошел в это дело.

Вскоре после этого Дебора переехала в Лондон, чтобы работать на «MTV» и сняла квартиру Труди, которая находилась неподалеку от их дома в Хайгейте. В результате этого она увидала множе­ство политических столкновений, которые продол­жались во время учреждения фонда. «Некоторые организаторы были неистовы. Группа людей пыта­лась проложить себе дорогу к фонду изо всех сил, потому что они видели в этом способ снискать расположение Стинга», - объясняет Дебора.

В феврале 1989 года Стинг вернулся в Брази­лию в сопровождении Жана-Пьера Дютелье с весьма специфической целью: попытаться убедить президента Бразилии Сарнея принять его планы относительно Фонда тропических лесов. Идея была такова: вождь Раони присоединится к Стин­гу в его мировом турне, чтобы обнародовать позор­ную ситуацию, сложившуюся с тропическими ле­сами. Но сначала ему надо было получить пас­порт.

Их задача в бразильской столице Бразилиа была не из легких, и Раони получил свой паспорт после множества споров. Однако более важный вопрос - захочет ли президент провозгласить ин­дейские территории в джунглях Национальным Парком - был еще более трудным. Президент Сарней согласился в принципе, но Стинг знал в пол­ной мере, что им предстоит пройти долгий путь.

Сам вождь ополчился на журналистов, когда он посетил собрание Фонда тропических лесов сра­зу же после появления ряда негативных публика­ций в бразильской прессе: «Почему вы, журнали­сты, говорите неправду? Кто из вас против фонда? Давайте, скажите мне! Если еще кто-то из журналистов скажет о нас неправду, я буду пре­следовать вас с моей военной дубинкой!»

Стинг не мог не улыбнуться последнему заме­чанию, поскольку оно прекрасно подводило итог его чувствам относительно некоторых подлостей прессы.

Его Фонд тропических лесов был первой загра­ничной кампанией по спасению части этого реги­она, и он намеревался продвигать этот план, взял Раони с собой в гастроли по всему миру, чтобы добиться мирового осознания сложившейся ситу­ации. Оппоненты говорили, что большая часть схе­мы была сформулирована без привлечения других индейских племен этого региона.

Отец Хулио Гейде, глава местной миссионерской организации, которая поддерживала борьбу индей­цев против строительства дамбы (ведь она затопит шестьдесят пять тысяч квадратных миль леса!) сказал, что план Стинга «полон добрых намере­ний». Но он столкнется с проблемой покупки зем­ли для индейцев, которую индейцы уже давно счи­тают своей. Если бы Стинг был более терпелив и послушал больше индейцев, то он бы смог скорее найти разумное решение».

Тем временем Труди продолжала настойчи­во поддерживать своего возлюбленного: «Мы зна­ли, что мы должны что-то сделать, чтобы осветить их положение, прежде чем станет слишком поздно, К сожалению, чтобы завершить наш план ушел по­чти год. И теперь нам надо продвигаться быстрее, если мы собираемся сохранить эту землю для гря­дущих поколений индейцев».

Отношение Стинга к проблеме бразильских тропических лесов было уже хорошо известно по всему миру, и его пригласили исполнять оперу, на­писанную учителем средней школы, в рамках кам­пании в защиту лесов. Стинг с удовольствием пел вместе с учащимися одиннадцати - пятнадцати лет в школе Святого Августина в Биллингтоне в Ланкшире. Он был настолько потрясен, что пообещал помочь школе собрать пятьдесят тысяч фунтов, что­бы оплатить поездку в Бразилию.

В начале 1989 года Стинг появился в Бразилии еще раз и попросил своего старого друга из рек­ламного офиса «Polygram», Гильду Матосо, помочь ему организовать кампанию в прессе - так , чтобы он смог широко осветить свои планы по спасению тропического леса. Гильда была удивлена, когда Стинг лично позвонил ей: «Гильда, я здесь, и я ре­шил создать большой фонд для индейцев, чтобы со­бирать для них средства. Я собираюсь дать боль­шое интервью в журнале, потому что я хочу, что­бы и президент был к этому причастен».

Гильда начала работать и организовала интер­вью с самым крупным бразильским журналом «Вега». И спустя несколько часов она была уво­лена с работы в «Polygram».

В этот вечер она должна была встретиться со Стингом, чтобы просмотреть интервью, которое она организовала с «Вега». Он моментально заметил, что она была бледна и растеряна.

-Что случилось, Гильда? - спросил Стинг.

-Меня сегодня уволили. Я больше не работаю в «Polygram».

-Что ты собираешься делать?- спросил Стинг, стараясь сделать все возможное, чтобы утешить ее.

-Я не знаю, - сказала Гильда, прежде чем раз­разилась слезами.

Стинг обнял Гильду и попытался успокоить ее.

- Не переживай. Ты можешь возглавить прессу в кампании за тропические леса.

Гильда была тронута, и так начался этот этап необычных отношений, который длился шесть ме­сяцев.

«Стоит рассказать о том, какой парень Стинг. Он помнит своих друзей», - рассказывает сегодня Гиль­да. Спустя недели она обнаружила, что беременна, так что работа приобрела особенное значение.

В первой половине 1989 года Стинг смело гас­тролировал по миру вместе с вождем Раони. Фонд тропических лесов смог собрать один миллион долларов на защиту ста пятидесяти тысяч квад­ратных миль бразильского леса.

В апреле 1989 года Стинг появился в Британии вместе с вождем Раони и начал свою кампанию по спасению леса с представления ошеломленного индейца британской прессе на специально органи­зованной встрече в его доме в Северном Лондоне.

Раони остановился в доме Стинга в то время со своим кузеном Пайаканом. Также в то время в доме был американский индеец Красная Ворона, который тоже принимал участие в кампании и ра­нее посещал Раони в джунглях.

Старый друг Стинга Дебора Коен все еще рабо­тала на «MTV» в Лондоне и снимала квартиру Тру­ди, которая находилась недалеко от их дома, прямо за углом. Стинг попросил ее сделать ему одолжение и приютить очень необычного человека.

Она рассказывает: «Собственно, этот парень был шпионом, работающим на бразильское правитель­ство, который был специально направлен в эту по­ездку, чтобы сообщать о планируемых действиях и намерениях каждого. Труди попросила меня посе­лить его у себя, чтобы они, по крайней мере, хоть на некотором удалении держали от него основную группу участников».

Стинг и Жан-Пьер Дютелье разрешили «шпи­ону» участвовать в этой поездке, потому что они знали, что бразильское правительство никогда не позволит Раони получить паспорт, если они отка­жутся. «Его представили как студента, занимаю­щегося экологическими вопросами. Но мы все действительно знали, что он шпион, - объясняет Дебора Коен.- Мне приходилось приглядывать за ним, когда он шпионил за Стингом и Раони», - до­бавляет Дебора, имевшая весьма необычный взгляд на то, почему Стинг ввязался в кампанию по за­щите тропических лесов («Раони нуждался в пре­красном голубоглазом гринго, чтобы выйти и ска­зать всему миру о том, что происходит в джунг­лях»).

Стинг и бразильский друг Труди, Карлос Пайва, помогли организовать мировое турне, и последний подтвердил существование шпиона бразильского правительства.

Однажды Пайва даже выкрал некоторые запи­си, составленные шпионом, сделал с них фотокопии, а затем перевел их Стингу и Труди, которые были страшно заинтригованы тем, что же шпион сообща­ет в Бразилию своим хозяевам.

«В сообщениях говорилось, что он подозрева­ет, что Стинг курит марихуану и что он является секретным агентом, возможно, работающим на ЦРУ», - объясняет Карлос Пайва. Да, многие фер­меры и дровосеки, с которыми Стинг встречался в джунглях, думали тоже самое.

Шпион во время мирового турне даже зареги­стрировал ряд счетов, куда должны были поступать пожертвования для фонда. Потому что он хотел попытаться замарать кампанию предположением, что Стинг присваивает деньги.

В одном сообщении шпион утверждал, что Тру­ди «плохая женщина, которая использует ситуацию себе во благо».

Как-то раз Стинг был настолько разгневан при­сутствием шпиона, что он попросил Карлоса Пайва связаться с бразильским посольством в Лондоне, чтобы настоять на том, чтобы они прислали более профессионального нюхача. «Стинг был оскорблен тем, что они прислали нам такого любителя. Он счи­тал, что, по крайней мере, они могли бы направить с нами кого-то более достойного», - объясняет Карлос.

Когда турне закончилось, бразильское правитель­ство было крайне рассержено, что их шпион рас­крыт Стингом и его сопровождающими лицами, и этот человек был уволен с работы и получил не­рвный срыв. Спустя пару лет Карлос Пайва на­ткнулся на него в Рио, и тот открыто признался, что он лгал, обманывал и врал каждому во время это­го турне. «Он был в ужасе от того, что произошло: его убрали с позором за то, что, собственно, его просили делать».

Однажды ночью, когда мировые гастроли про­ходили в Лондоне, Дебора Коен, которая ранее жила в Бразилии, несмотря на то, что по происхож­дению была американкой, была разбужена пани­ческим звонком от Труди, которая просила ее прийти в дом в Хайгейте. «Они хотели, чтобы я приготовила немного риса и картофеля для Рао­ни, потому что с ним становилось всё труднее и труднее в плане еды», - вспоминает Дебора.

Сцена, которую она увидела, была странной. Сад на заднем дворе особняка Стинга, выходящего на Хемпстед Хит был превращен в нечто, что выгля­дело как деревня на берегах Амазонки. Раони разложил ветки и одеяла кругом, Красная Ворона курил трубку мира, а маленькие дети Стинга иг­рали вокруг них.

Первое, что заметила Дебора Коен, что «визит­ная карточка» Раони, этот «диск» в губе, был не на месте. Вместо этого вся губа как-то гротескно отвисала вниз, а в том месте, где был кусочек де­ревянной пластинки, была теперь огромная дыра.

Затем она осмотрела ещё недавно вылизанный сад особняка Стинга стоимостью в миллион фун­тов. Раони и Красная Ворона сложили костер и выложили импровизированную милую сторожку. В тот момент Дебора поспешила удалиться из сада вместе с детьми, так как Раони, Красная Ворона и Стинг разделись догола и уселись вокруг сторож­ки, где в костер подбрасывались травы и снадобья, чтобы устроить самодельную "сауну".

Затем трое мужчин постепенно ввели друг друга в состояние транса. Раони начал напевать индейские песни, пока двое других раскуривали трубку мира, передавая её друг другу.

Дебора Коен вспоминает: «Это было очень смеш­ное зрелище! Мы находились в саду в респекта­бельном лондонском доме в разгар самого стран­ного действа, которое я когда-либо видела в моей жизни».

Тем временем шпион, который остановился в квартире Деборы Коен, появился у центрального входа. «Я была настроена попытаться избавиться от него. Менее всего мы хотели, чтобы он напра­вил сообщение обо всем этом бразильскому пра­вительству» .

Освещение в программе Терри Вогана на Би-Би-Си принесло этому визиту большую рекламу в Британии, но многие из музыкальной индустрии не были сильно впечатлены. Они недопонимали роль и позиции Стинга и его отношений с Раони.

Жан-Пьер Дютелье настаивает и по сей день, что он единственный белый человек, кто действи­тельно понимал Раони. Он говорит: «Раони вел миссию от имени своего народа. Он бы не поки­нул джунгли до тех пор, пока духи и его народ не дали бы ему благословения. Тот момент действи­тельно оказался самым подходящим для начала разговора о проблеме индейцев. И Раони должен был предстать перед этим чуждым миром».

Дютелье описывает Раони как «Ганди джунг­лей». Он утверждает: «Раони никогда не получал ничего лично для себя, никаких выгод не извлекал.

Он и теперь все еще живет в маленькой хижине, без денег, без электричества, без воды. И он не хочет даже знать, что можно жить иначе».

В Париже Раони переплыл Сену и спросил, не собираются ли они посетить новое племя. Когда Жан-Пьер и Стинг приложили все старания, что­бы встретится с президентом Миттераном, то имен­но Раони утверждал, что это непременно произой­дет и поддерживал их дух и вел себя абсолютно правильно, когда возможность встречи была им предоставлена.

В Риме у Раони, Стинга и Дютелье была встреча с папой. Вспоминает Дютелье: «Мы прошли по бесчисленным туннелям в Ватикане и прошли че­рез Сикстинскую часовню, и вдруг священники на­чали аплодировать. Затем мы пришли в маленький кабинет, где нас должен был встретить папа».

Однако индейский вождь был далек от востор­гов, как вспоминает Дютелье. «Я сказал ему, что он был вождем миссионеров. К сожалению, Рао­ни не любил миссионеров и никогда не позволял ни одному из них прийти в его земли».

Стинг, Раони и Дютелье стояли и ждали, когда появится папа. Через двадцать минут Раони рас­сердился и сказал другим, что он не собирается ос­таваться больше. Он был уже готов уйти, когда по­явился папа.

Папа отступил назад, когда увидел трех небритых посетителей, которые выглядели совершенно измотанными после своего турне. Затем он начал говорить по-английски. Вскоре Раони прервал его. «У вас есть бог и у меня есть бог тоже, и он здесь, со мной. И мой бог говорит вашему богу, чтобы ваши миссионеры убирались с индейской земли. Мы уважаем вашу религию, а теперь, пожалуйста, уважайте нашу».

Папа выглядел совершенно ошеломленным, вру­чил каждому по пластиковой розочке и удалился. Раони так рассердился, что Стинг и Дютелье дер­жали его из-за того, что он выглядел так, что каза­лось, будто он собирался ударить папу римского.

«Это было ужасно», - вспоминает Дютелье.

Однако в Японии реакция на это странное трио была более приемлемой. Прибыв в Страну восхо­дящего солнца, Раони был уверен, что японцы род­ственны амазонским индейцам, потому что они казались очень похожими на них. На одном из вы­ступлений Раони довел свою японскую аудиторию до истерики, когда сказал: «Вы все индейцы. Вы просто забыли как пользоваться с луком и стре­лами».

Однако была и другая причина, по которой Ра­они был так счастлив в Японии. Объясняет Дю­телье: «Раони понравились японские девушки. Две девушки проявили к нему особый интерес, и мы их окрестили его поклонницами. Они напоминали ему его жен, и он постоянно с ними куда-то исче­зал».

Организатор гастролей Карлос Пайва подтвер­ждает: «Эти девушки стали поклонницами Раони. Они его обожали и присматривали за ним. В Япо­нии он был счастлив более всего. Это действитель­но была любовь с первого взгляда, и Раони вёл себя как сопливый подросток. Иногда по утрам мы не могли заставить его покинуть комнату, потому что он хотел оставаться с ними весь день».

Раони даже сфотографировал этих девушек в некоторых пикантных позах и взял фото с собой, чтобы показать другим индейцам в его деревне по завершении поездки.

...По пути в Швейцарию из Италии (они доби­рались автобусом) Раони был настолько потрясен видом Монблана, что уговорил всех остановиться и пройти в лес, к подножию горы.

Здесь, за пределами городской атмосферы, Стинг показал свою эксцентричность - отошел в сторо­ну помочиться и разрешил Карлосу сделать фото­графию этого процесса.

В Амстердаме, как говорит Жан-Пьер Дютелье, Стинг вступил с ним в словесное столкновение двух «я» из-за эстрадного певца, поющего в латин­ских странах - Хулио Иглесиаса.

Он объясняет: «Иглесиас был в городе, и я предположил, что, может быть, он должен присое­диниться к нам, занявшись спасением тропических лесов, и появиться вместе со Стингом и Раони. Стинг сказал мне: "У тебя есть я, тебе не нужен он". Иглесиас был значительной фигурой в Юж­ной Америке в то время, и было бы здорово запо­лучить его на борт».

Отношения Дютелье со Стингом никогда не были гладкими из-за столкновения "я" каждого из них. Бельгиец все еще рассматривал деятельность вокруг тропических лесов и Раони как свой проект. Но Стинг при этом считал, что теперь он -лидиру­ющая фигура. Кстати, и многие люди говорили, что Дютелье был человеком, с которым трудно рабо­тать.

Была и еще одна, достаточно известная пробле­ма в этом мировом турне, которая так никогда и не стала достоянием гласности. Одна из женщин, преследовавших группу, атаковала Стинга и веша­лась на него при каждой возможности.

Однажды, когда Стинг был один в номере оте­ля в Риме, эта женщина, привлекательная брюнет­ка, появилась возле его двери, набросив пальто на голое тело, и тут же скинула его на пол в тот мо­мент, когда Стинг открыл дверь. «Стинг захлоп­нул дверь и позвонил одному из своих помощни­ков, а весь инцидент замяли», - вспоминает один из членов команды, принимавших участие в миро­вом турне.

Карлос Пайва объясняет: «Труди разрешила всю эту ситуацию великолепно. Она знала, что эта женщина пыталась заманить Стинга в постель, но она повернула всю ситуацию, представив ее как шутку. В конце концов та женщина сдалась».

Премьера «Бурного понедельника» состоялась в Британии в январе 1989 года и получила впол­не хорошие отклики. Однако Стинг использовал публикации об этом фильме для того, чтобы начать едкие нападки на Голливуд. «Проблема моих фильмов в том, что я очень часто был там самым опытным актером», - сказал он одному журнали­сту. Затем Стинг начал впервые открыто анализи­ровать свои кинематографические попытки: «"Не­веста" была ужасной. Я был в ней самым луч­шим».

Он описал режиссера «Дюны» Дэвида Линча как «монстра, глупца со Среднего Запада». Мно­гие обозреватели размышляли, почему же Стинг не сразу разобрался во всех недостатках кинопроек­тов, в которых принимал участие.

К сожалению, «Бурный понедельник» не сделал сколько-нибудь значительных кассовых сборов. Его воспринимали как фильм с хорошей задумкой, но уже слишком большим количеством прорех в сюжете, чтобы действительно волновать публику в течение почти двух часов.