В ФОКУСЕ

Было не легко оставаться здравомыслящим. Я видел открытую бездну. Я видел многое, чтобы понять, что я не хочу упасть в нее.

Стинг

Несмотря на свою несомненную любовь к Труди, Стинг долго переживал крушение своего брака. В феврале 1985 года он признал: «Я много ра­ботал, чтобы пережить кризис. И я думаю, что в результате я вырос. Думаю, что все мои творчес­кие работы, сделанные до сих пор, были результа­том борьбы с собой и продолжением этой пробле­мы» .

Как это было для него характерно, он все еще использовал свою собственную боль и муку, что­бы вдохновиться на песни, которые продолжали приносить ему десятки миллионов фунтов.

Стинг сделал душещипательное признание для «Сандей Таймс», когда он написал от первого лица статью о себе, которая появилась под его именем без всяких комментариев. Это весьма интересно:

«Я, возможно, потерял очень много друзей или же сжег дружбу, что очень огорчало в некоторых случаях. Я всегда оправдывал ошибки уровнем моего успеха. Но в успехе, очевидно, присутству­ет и некоторое количество вины и горечи.

Но если вы взглянете на мое прошлое, то там нет и тени предположения того, что в будущем я - тридцатилетний миллионер, проживающий в георгианском особняке, в Хэмпстеде, обладатель скаковых лошадей и миллионной аудитории, рас­купающей мои записи.

А следовательно, присутствует и некоторая доля такого чувства: «Ты, пожалуй, этого не за­служиваешь», - чувства, что ты, должно быть, получил это путем какого-то византийского фо­куса. Это может закончиться ненавистью к себе за этот фокус. Это, может, один из путей к са­моразрушению. Тем более, что рок-н-ролл являет­ся такой преходящей вещью.

Некоторое количество вдохновения и наслаж­дения от того, что делаешь, - это главный дви­гатель. Но приходится думать о том, что назы­вается стратегией: ты смотришь на рынок и видишь, что продается, видишь, какой требуется имидж. До некоторой степени ты концентриру­ешь свое творчество на определенных требова­ниях. Нельзя сказать, что тебе приходится идти на компромисс, делая то, чего ты не хочешь. В этом смысле нам очень повезло: то, что мы были склонны делать, совпадало с тем, что тре­бовал рынок.

В каком-то смысле, вы видите переворот, ко­торый вызвал панк-рок внутри этой индустрии, принес всеобщее смятение. Прежние работники этой отрасли не понимали, что происходит, и они боялись за свои рабочие места. Они были слиш­ком стары для того, чтобы понять, что происхо­дит, и суть новых явлений. Мы пришли на греб­не волны революции - оппортунисты, вот кто мы были, вот почему я говорю о стратегии. Мы под­няли знамя материальной выгоды, которое озна­чало: «Мы годимся для рынка, однако мы - часть этой самой революции, берите нас. И мы соот­ветственно преуспеем». Что именно и произош­ло. В течение трех лет мы были группой, запи­си которой раскупали более всего.

Я бы не сказал, что мы все время низко кла­нялись, приспосабливались. Мы просто появля­лись там в нужное время. Но теперь мы имеем почти что абсолютную свободу в артистическом плане. Мы можем делать, что хотим. Почув­ствуйте иронию, с которой я исполняю песню тридцатых годов «Раздай немного счастья», ко­торая абсолютно не по нутру, а становится «Номером Один». Забавно иметь возможность проделывать такое. Но если бы я это сделал сна­чала, у меня бы не было никакого шанса. Очевид­но, я потратил пять лет, полируя и оттачивая имидж. Сначала было крайне важно смотреть в правильном направлении. Затем — говорить пра­вильные вещи, давать связные ответы на умные вопросы. Меня удивило и показалось странным, что одно из первых интервью, которые я давал, содержало и мое мнение о ядерном распаде. К счастью, я знал о нем и дал совершенно связный ответ. И я подумал: «Как странно! Ведь я пою песни, а тут приходится отвечать на подобные вопросы». На другой неделе, например, меня спро­сили, что я думаю по поводу Ливана. Но я пола­гаю, что раз я собираю зал, я должен быть ответ­ственным за то, что я говорю, и тщательно об­думывать это».

Эта статья, вышедшая в выпуске «Сандей Таймс» 29 марта 1985 года была особенно интерес­на, потому что она дала реальное понимание того, как Стинг относится к славе, и обозначила неко­торые ключевые моменты относительно его буду­щего участия в кампаниях, совершенно не связан­ных с музыкой рок-н-ролла.

В июне 1985 года было заявлено о десятимесяч­ном мировом турне с новой поддерживающей груп­пой, чтобы помочь продвинуть «The Dream Of The Blue Turtles». Стинг и Труди даже позволили те­левизионной документальной бригаде операторов следовать за ними в урочное и неурочное время, так как они готовились начать новый - сольный! - этап карьеры Стинга с концерта в Париже, открыть им мировое турне.

На пресс-конференции до появления во фран­цузской столице Стинг умудрился представить свой визит в город скорее как «религиозное паломниче­ство», чем рок-концерт. «В Париже определенная атмосфера, благоприятная нейтральность». Описы­вая документальный фильм, он пояснил: «Этот фильм об образовании новой группы и различных сферах формирования общего языка».

Затем Стинг показал себя «политически пра­вильным», добавив: «Черным музыкантам не дают достаточно возможностей. Моя группа смешанная в расовом отношении и является открытым вызо­вом системе». Стинг умолчал о том, что он был боссом и лидером, и любой другой, какого бы цве­та он ни был, находился у него в подчинении.

Первым «живым» выступлением недавно обра­зованной группы должен был стать концерт в те­атре Можадор в Париже, в античном помещении с интерьером, напоминающим свадебный торт. За кулисами Труди, будучи на девятом месяце бере­менности (ожидала второго ребенка), испытывала легкие схватки, когда ее возлюбленный выступал на сцене. Рядом с ней наготове даже была акушер­ка и доктор.

Стинг, который умудрился пропустить рождение всех своих предыдущих трех детей, был решитель­но настроен присутствовать в этот раз. Вот поче­му он настоял на том, чтобы Труди приехала вме­сте с группой в Париж, несмотря на сложности последних месяцев беременности. Поскольку ни одна авиакомпания не рискнула бы перевозить ее, пара путешествовала по железной дороге на «Во­сточном экспрессе».

Новая группа Стинга заключила пари на двес­ти пятьдесят фунтов на дату рождения ребенка, которое было выиграно самим Стингом, хотя он и спрашивал Труди: «Если у тебя начнутся роды во время моего выступления, ты не возражаешь, если тебе придется самой с этим справиться?»

Тем временем шоу продолжалось. Когда Стинг представил новую песню на очаровательном лома­ном французском, невероятно признательные поклонники, казалось, даже и не возражали против того, что съемочная телевизионная группа осветила все внутреннее помещение как футбольное поле.

На приеме с шампанским Труди все еще стояла, и многие из группы чувствовали, что она испыты­вает приступы боли в животе, хотя она и заявила, что схватки слишком слабые, что это ещё не на­чало родов.

Спустя несколько часов Стинг, Труди и три че­ловека из съемочной группы были доставлены в ро­довую палату близлежащего госпиталя. Труди вве­ли лекарство, чтобы придержать роды, поскольку ря­дом в то время не было акушерки. Через шесть часов она покинула больницу, все еще беременная.

Вся эта процедура продолжилась на следующий вечер; Труди была совершенно измотана своими продолжительными родами. Когда ее спросили, кого она хочет - мальчика или девочку, она про­бормотала: «Я думаю, что у меня будет голубая черепашка». Прошло еще двенадцать часов, преж­де чем родился младенец Джейк.

Документальная бригада засняла этот момент. Сначала появилась голова ребенка, а вскоре он был вытащен полностью и буквально набросился на грудь Труди. Стинг, в зеленом больничном халате, повернулся к камере и сказал: «Эти минуты заста­вят меня ценить и моих других детей! Какое же они чудо! Конечно, легко тому, кто приходит позже, ког­да уже всё позади». Затем он перерезал пупови­ну: «Это так мудро». Труди выглядела крайне измотанной, когда Стинг держал ребенка, у кото­рого на голове были темные волосы.

Камера даже взяла крупным планом этот мо­мент, когда гордому отцу Стингу был вручен его новорожденный сын, которого он называл своим «маленьким пиратом», а затем дали общий вид с Труди, обнимающей ребенка.

Девяностаминутный документальный фильм был поставлен обладателем «Оскара», режиссером Голливуда Майклом Аптедом, и был назван «Рож­денный в ночи».

Стинг позже объяснил, почему он разрешил съемочной группе запечатлеть это сугубо личное событие. «Потому что это удивительный момент! Когда мы смотрели фильм, Труди и я плакали над этим моментом; плакали и все, кто был рядом с нами. Я хотел настоящий фильм о рок-н-ролле. Случилось так, что с переменами в моей жизни совпало рождение Джейка, а Майкл Аптед угово­рил нас включить этот момент, потому что не вклю­чить такой момент было бы нечестным по отноше­нию к этим девяти дням моей жизни. Я не думаю, что это — кусочек пожертвованного домашнего ви­део. Я считаю, что это - трогательный и искрен­ний эпизод. И я собираюсь сам нести за это ответ­ственность».

Два певца поддерживающей группы Стинга сняты так, что выглядят невероятно экзотичными, когда появляются на экране. Один был учителем, до того как стал певцом, а другая была секрета­рем в приемной борделя, зарабатывая по пять дол­ларов с каждого мужчины, которого она уговари­вала посетить дом с плохой репутацией. В хоро­ший день она приносила домой сотню долларов.

В ее обязанности входило также объяснять с живописными подробностями, что девушки сдела­ют своим клиентам.

Документальный фильм довольно любопытен в том месте, где саксофонист Брэнфорд Марсалис насмехался над Стингом по поводу его имени. Все вокруг смеялись, но Стинг выглядел недовольным. Он потерял не только спокойствие, но и контроль над собой, когда Марсалис упорно настаивал на том, что лучше называть его «Горди».

«Его поведение было необычным, потому что обычно он присоединяется к шуткам, но сейчас, на протяжении всего этого времени, он был очень от­страненным и необщительным, а потом разозлил­ся на многих», - сказал один из членов съемочной группы.

Некоторые эпизоды этого документального фильма были вязко слащавыми, например, момент, когда каждый, сидящий за огромным столом за ужином, вдруг начинает петь строку из песни.

Затем один член группы говорит: «Стинг - это движение назад, потому что он думает прежде все­го о музыке, а не о деньгах...»

Даже вечно осторожный Майлз согласился дать интервью перед камерами и выступил с классичес­ким ответом, когда многим казалось, что Стинг мо­жет уйти из-за рождения ребенка. «Мне приходит­ся быть жестоким с группой. Это деньги Стинга. Эти парни блестящи, но их рыночная цена - ноль. Если Стинг уйдет, у нас будут проблемы».

Комментарий Майлза в особенности раздражал Брэнфорда Марсалиса, который чувствовал, что с ним и другими членами группы надо бы обращать­ся получше. Он считал себя чем-то большим, чем просто членом поддерживающей группы Стинга и, в особенности, был обижен тем, что Майлз прини­зил их всех до одного уровня. Как раз перед пер­вым концертом в Париже другая сторона харак­тера Майлза раскрылась перед камерами, снимав­шими этот документальный фильм: гардероб просто обветшал, а он посадил дизайнера делать для группы какие-то чересчур блеклые костюмы для выступления. Майлз визжал и кричал, а кос­тюмерша кричала и визжала в ответ. В конце кон­цов костюмы была заменены.

Вопрос женитьбы на Труди вновь всплыл в то время. Теперь у Стинга был немного другой ответ для репортеров: «У нас не было времени». Он размышлял: «Я не против этой идеи в принципе. Я просто не испытываю острой необходимости, хотя я уверен, что священник скажет мне прямо противоположное».

Однако тот «старый» пессимистичный Стинг был всегда неподалеку, даже после такого важного со­бытия, как рождение ребенка. Он все продолжал бросать тень сомнения на идею долгого сохранения одних отношений. «Мы растем, мы изменяемся», -объяснял он свои сомнения. «Думаю, необходимо реалистично принять и быть готовым к такому повороту, отношения в конце концов могут надло­миться по разным причинам. Это гораздо лучшая идея, чем говорить: "Я люблю тебя, и это навсегда, навсегда". К чему эта жизнь в стране нелепой фан­тазии!»

Труди, как обычно, казалась способной справить­ся с такими жгучими комментариями. «Чтобы он остепенился?- сказала она. - Не будьте смешны­ми. Он же цыган - дикий парень!» Но она не до­пускала возможности расставания. Труди считала, что для нее это - навсегда.

Из новых членов группы Брэнфорд Марсалис, принадлежащий настоящей джазовой династии, стал «официальным представителем», и он позже соглашался, что работа со Стингом в то время была разочаровывающей.. Больше всего Марсалиса воз­мущало то, что Стинг никогда не позволял ни еди­ного намёка на какие-либо эмоции перед группой. Марсалис тратил массу своего времени, пытаясь за­ставить Стинга прореагировать, "разбить" его со­средоточенность и доказать, что он в конце концов тоже просто человек. «Он не будет смотреть в зал, когда он играет. У него рамки внешнего приличия, потому что если он посмотрит вниз, то он полага­ет (и этого опасается!), что будет смеяться. Мы бросали дохлых кур через сцену и всякого рода дрянь, пытаясь достать его. Тщетно!»

Однажды Марсалис взял Билли Фрэнсиса, ме­неджера по гастролям группы, переодел его в свой костюм, покрасил ему лицо в черный цвет, дав в руки саксофон и заставил его стоять на сцене, в то время как сам Марсалис играл за сценой. «Я наверняка знал, что во время "Роксаны" Стинг взглянет на меня. Так что когда он поднял глаза и увидел Билли, его глаза выкатились на лоб. Но он не растерялся. Он сказал: "На саксофоне -Брэнфорд Марсалис!"

Но однажды Марсалис всё-таки достал Стинга. Это случилось во время гастролей в Австралии. Он объясняет: «Каждый вечер он кричал своему сопровождающему: "Дэнни, мой пиджак". В тот вечер Дэнни вышел на сцену, взял у Стинга его пиджак и бросил в зал. Публика разорвала пид­жак в клочья. "Что ты делаешь!" - заорал Стинг. Он взбесился. Потому что, понимаете ли, он поте­рял свой любимый пиджак!»

Марсалис добавил: «Вы никогда не встретите такого парня, как он».

Возможно, самым интересной деталью в успеш­ном превращении Стинга в сольного исполнителя было то, что только годом ранее Фредди Меркури и Мик Джаггер, два популярных и знаменитых вокалиста с подобными же устремлениями, сдела­ли пробные сольные попытки, которые смотрелись довольно-таки бледными в сравнении с начинани­ями Стинга.

Однако переход в сольные артисты был поддер­жан одним человеком (мало кто думал, что он ос­танется со Стингом!) - Майлзом Коплендом. Он твердо решил оставаться менеджером Стинга, не­смотря на еще не заявленный распад «Полиции». Он публично расхваливал усилия Стинга по под­держанию забастовки шахтеров, хотя сам Стинг описывал Майлза как «самого правого» из всех, кого он знал.

По необъяснимой, странной причине было и ос­таётся какое-то внутреннее единение Стинга и Майлза. Некоторые говорят, что это взаимное ува­жение. Стинг открыто утверждает: «Майлз - это сила, с которой стоит считаться. Он - тот тип че­ловека, который вам необходим, если дела идут не гладко. Люди его боятся, он выводит их из равно­весия».

Для Стинга Майлз всегда был прекрасным за­щитником, советчиком, а иногда даже заменял собой отца. Майлз также производил на него впечатление тем, что имел степень магистра по экономике, ко­торую он получил в бейрутском университете, где его главным предметом было развитие стран «тре­тьего мира».

Майлз бывало часто шутил: «Мои изучения сводились к такой проблеме: как взять недоразви­тую страну и организовать ее таким образом, что­бы перенести в двадцатый век. Моим заключени­ем было то, что такой перенос практически невоз­можен, поэтому я направился в Англию, чтобы развивать недоразвитые поп-группы!»

Единственным случаем разлада между Стингом и Майлзом был момент, когда Майлз делал про­грамму на британском телевидении под названи­ем «Британия Майлза Копленда», которая была показана в феврале 1986 года. Стинг был вне себя из-за того, что его включили в эту программу. Он заставил Копленда убрать три минуты своего вы­ступления на сцене, потому что не хотел, чтобы его видели одобряющим «правосторонние» взгляды Майлза на ситуацию в Британии.

Проблема подобного же характера возникла и месяцем ранее, когда программа «Глаз» телекомпа­нии «Thames» включила интервью с Коплендом от­носительно концертных гастролей левостороннего «Red Wedre» («Красного Клина»), что создало множество споров в то время. Стинг настоял, что­бы все метры пленки о нем были также изъяты. От­ношение Стинга было таково: Майлз Копленд -прекрасный менеджер, но его политика высосана из пальца и у него нет права на распространение та­ких идей ни при каких обстоятельствах. Майлз при­нимал мнение Стинга на том основании, что не стоит политическими дискуссиями расшатывать отноше­ния певца и менеджера, тем самым тормозя процесс зарабатывания денег.

Приблизительно в это время Стинг начал заме­чать, что его музыку начинает принимать весьма широкий круг людей. Его музыка становилась фе­номенально популярна среди надежного, обеспе­ченного среднего класса, который рос и рос в Бри­тании в середине восьмидесятых годов. То, что было когда-то взрывом, восстанием, быстро становилось выбором домашних хозяек.

Стинг воспринимал свою новую сольную карь­еру очень и очень серьезно, проведя три месяца в выступлениях по Соединенным Штатам (включая и появление в самом известном музыкальном те­атре для черных в Гарлеме), прежде чем вернуть­ся в Британию в следующем декабре.

В начале восьмидесятых Стинг сказал одному журналисту, что он не будет продолжать свою ка­рьеру рок-звезды после тридцати пяти лет, потому

что это «недостойно», но за восемнадцать месяцев (до лета 1985 года) изменил свое мнение и заявил: «Я надеюсь, что мое исполнение изменится на­столько, что будет естественным для человека мо­его возраста и положения».

В этот период Стинг начал даже исповедовать­ся в своих грехах во время интервью с журнали­стами популярных газет и журналов Британии. Он подтвердил, что принимал наркотики (это особен­но расписали в журнале «Вумен»), а затем продол­жил признание, что «спал с каждой женщиной, ко­торая только входила в комнату» и «все такое». Стинг продолжал настаивать, что «дружба с моей темной стороной была полезной для творчества».

«Я прошел путь от школьного учителя в шах­терском городке до одного из самых знаменитых людей в мире. И взлеты и падения были приме­чательны» .

В то время Стинга преследовала одна весьма серьёзная, даже пугающая проблема. Дом стоимо­стью в шестьсот тысяч фунтов с чудесной терра­сой, сооружённой в семнадцатом веке (проекта Блейка в Груве - в Хайгейте), который он приоб­рел для себя и Труди, как говорили, стали посещать привидения матери и ребенка. Что типично для Стинга, он тайно нанял спирита, чтобы тот подтвер­дил, существуют ли на самом деле духи.

Стинг впервые встретился с привидением жен­щины и ребенка, когда он проснулся посредине ночи и увидел фигуры, стоявшие в углу спальни. К тому моменту, как он разбудил Труди, духи ушли. Но они возвращались по крайней мере еще три раза, прежде чем Стинг призвал на помощь местного спирита. Стинг объясняет: «Раньше я не верил в это, а те­перь изменил отношение. Я слышал, другие люди говорили о подобных вещах. Они лежат в крова­ти, а с ними начинают разговаривать или же дви­жутся вещи».

Когда привидение вернулось во второй раз, оно действительно поразило Стинга.

«До этой ночи я ещё был настроен скептичес­ки. Но теперь я переживал и пошел посмотреть на дочь Мики. Ее комната в ту ночь была полна вся­ких подвижных вещей, и они как взбесились. Я подумал, может быть, открылось окно, было ветре­но. Но окна оказались наглухо закрыты. А ребе­нок лежал с широко открытыми глазами.

Спустя два дня я проснулся и увидел в углу своей спальни, четко, как днем, женщину и ребен­ка. Я услышал, как Труди сказала: "Стинг, что это там, в углу?" Я весь похолодел, я стал холодным как лед».

Затем Стинг вызвал спирита, который предло­жил направить его странных жильцов обратно в эфир, но Стинг вдруг решил, что находит ауру по­зитивной и хочет остаться с ними.

Случились еще два происшествия. В первый раз, как он утверждает, полтергейст направил заточен­ный, как бритва, нож через кухню, где он и врезал­ся в стену.

Спустя несколько ночей Стинг проснулся и в конце комнаты увидел туманную фигуру, одетую в викторианское платье, фигура смотрела на него.

Сначала Стинг подумал, что это Труди и сказал: «Что ты там делаешь?»

Затем Труди присела на кровати рядом с ним и сказала: «С кем ты разговариваешь?»

Стинг указал на леди в дальнем углу комнаты, и Труди также увидела ее. Никто из них не пани­ковал. Они просто уставились на нее в молчании и тесно прижались друг к другу. Комната внезап­но стала холодной как лед, и викторианская леди начала таять. Больше они ее никогда не видели.

Некоторое время Стинг казался тем типом рок-звезды, который избегает общения с другими зна­менитостями. Его мнение о других звездах было очень определенным. Он сказал о бывшем члене группы «The Beatles» Поле Маккартни: «Он ге­ний, но он должен приучать себя к более серьез­ной работе».

Стинг описывал Майкла Джексона как траги­ческую фигуру: «Одна из наград успеха - это сво­бода. Потерять свою свободу (а это, кажется, про­изошло с Майклом) - это трагично».

Стинг даже высказался о Принце (который тог­да был известен под таким именем): «Принц - ве­ликий музыкант, но я переживаю, что он теряет чувство юмора».

В мире развлечений Стинг был главным объек­том внимания на крупнейшем мировом праздне­стве, которое состоялось в Лондоне в Парке Бэттерси. Взволнованные фэны так задержали его, что он едва вырвался, чтобы начать свою работу — про­давать с аукциона свои подписанные фотографии и пластинки. Впрочем, всё было достаточно орга­низованным, это мероприятие помогло собрать более ста тысяч фунтов для «Оксфама»¹.

Для Стинга такие акции стали жизненно важ­ной частью его творчества. Он искренне сопере­живал, всерьёз мечтая разрешить различные миро­вые проблемы, так что ему казалось важным ак­тивно участвовать в сборе денег.

Бурный всплеск комментариев вызвала причаст­ность Стинга к объявлению войны наркотикам, для Британии - это беда, бич, катастрофа. Имея свой собственный опыт употребления наркотиков, он чув­ствовал, что пришло время приложить его в нуж­ном направлении. Он даже умудрился разослать свое сообщение в песне, которая вышла в 1985 году под названием «Детские крестовые походы». Эта кампания была нацелена на героин. «Люди, кото­рые правят индустрией героина, - это все жирные бизнесмены, и они являются самым большим злом на земле. Я хотел бы послать их к черту!» - сказал он одному репортеру.

Летом 1985 года он принял на себя широко рек­ламируемую роль в концертной кампании Боба Гелдофа «Живая помощь», что соединило его с Гелдофом дружбой на всю жизнь.

Стинга глубоко трогали образы голодающих де­тей в Африке: «Я хочу мира, где нет голода и нет

¹   «Оксфам» - Оксфордский комитет помощи голодающим, благотво­рительная организация с центром в г.Оксфорде; занимается ока­занием помощи голодающим и пострадавшим от стихийных бед­ствий в различных странах мира. (Прим. перев.)

угрозы ядерной войны. Я отец, а потому вижу часть моего предназначения в том, чтобы сделать этот мир более подходящим местом для моих де­тей и для всех детей планеты».

Стинг полагал, что «Живая помощь» была хо­роша не только для миллионов голодающих детей, но она также помогла некоторым (самым бога­тым!) рок-звездам хоть ненадолго спуститься на землю. Он объяснял в то время: «Рок - это очень конкурентный бизнес, и он рождает много злых чувств, а также яростный дух соперничества меж­ду музыкальными группами. Но "Живая помощь" всех объединила».

Стинг получал от этого удовольствие, потому что он встретил там много других знаменитых лю­дей впервые, и он, приятно удивлённый, обнаружил, что такие звезды, как Бой Джордж и Симон Ле Бон, были «прекрасными парнями».

Он также внес свой вклад в уникальную рож­дественскую запись, от которой ожидалось, что она поможет собрать полмиллиона фунтов в фонд го­лодающих Эфиопии. Песня «А они знают, что это Роджество?» была специально написана Бобом Гелдофом и Миджем Юром из «Ultravox» и под­разумевала большое число исполнителей.

В сентябре 1985 года Стинг по счастливой слу­чайности избежал смерти. Ныряние едва не обер­нулось бедой, когда они остановились на Карибах, чтобы поработать в домашней студии Эдди Гранта. Стинг нырял с аквалангом недалеко от Барбадоса, и у него внезапно закончился воздух. Только само­отверженная помощь инструктора спасла его.

Стинг погрузился на шестьдесят футов, когда шкала на воздушном баллоне показывала, что воздуха осталось еще на пять минут. Но вдруг он почувствовал, что тянет мундштук без воздуха.

Не имея возможности рвануть на поверхность без потенциального риска смертельных послед­ствий, он отчаянно поплыл в сторону своего инст­руктора и схватил ее за лодыжки, сигналя, что что-то происходит не так. Она тут же поделилась с ним воздухом из своего баллона и медленно под­няла его на поверхность.

Несмотря на случайные вспышки между Стингом и Труди, пара казалась вполне устоявшейся. Они все еще не были женаты, но в то же время Стинг дал ясно понять, что она была единственной женщиной для него, а это признание имело самое большое значение для Труди.

Впрочем, в сентябре 1985 года из Канады при­шли сообщения, что прекрасная девушка из теле­рекламы сексуально возбудила и привлекла Стинга. Хорошо сложенная Брона Браун утверждала, что когда она спросила Стинга на предваритель­ном просмотре фильма: «Может быть, вы еще чего-то хотите? Что я могу для вас сделать?» Он от­ветил: «Да, я хочу тебя. Пойдем со мной домой».

Стинг был в Торонто на премьере своего ново­го фильма «Сполна», в котором играла Мерил Стрип, и Брона утверждала, что певец определен­но хотел иметь с ней сексуальные отношения. «Он казался серьезным. Я думаю, что он имел в виду именно это», - сказала она одной коллеге — «Это было искушением». Однако ничего не произошло и, чтобы быть справедливым к Стингу, сто­ит отметить, что рассказ - скорее домысел, неже­ли истина. Один из его друзей позлее сказал: «Стинг всегда говорит безрассудные вещи вроде той, но никогда не делает того, о чём скажет».

В октябре 1985 года Стинг был вынужден на­нять дородную шведскую массажистку, чтобы как-то облегчить боли в спине, которые мучили его уже не один год. Каждый вечер певец подвергал себя странному избиению, прежде чем выходил на сце­ну во время своих гастрольных выступлений в Со­единенных Штатах. По вечерам мускулистая жен­щина била его в течение тридцати минут, чтобы расслабить тело. В первый вечер гастролей кол­леги были обеспокоены, услышав крики из гример­ной Стинга, пока не поняли, что там происходит.

На одном из своих последних концертов, кото­рый давала «Полиция» в январе 1985 года в «Сити Холл» Ньюкасла, публику попросили покинуть по­мещение, после того как произошел взрыв на мес­тной электрической подстанции. Более чем две тысячи фэнов, включая членов семьи Стинга, были предупреждены, что шоу не может продолжаться. Прежде чем расстроенная публика покинула театр, Стинг вышел на сцену, чтобы извиниться, и затем запел «Роксану» без аккомпанемента. По крайней мере, два человека в этой толпе прослезились - его родители, Эрни и Одри, они едва ли могли сдер­живать эмоции.

Позже, в этом же самом году, Стинг, казалось, со­бирался сниматься в «Короле Лире» в постановке легендарного Жана-Люка Годара. Однако, по словам некоторых лиц из Голливуда, эта сделка была пред­принята потому, что он хотел, чтобы Труди также получила роль в кино. В конце концов Стинг ос­тавил этот проект, когда оказалось, что финансиро­вание фильма может занять еще по крайней мере один год.

«Полиция» официально распалась в марте 1985 года, когда Стюарт Копленд признался, что он подписал соглашение «свернуть» группу после окончания их последних гастролей по Америке. Последняя беседа Стинга со Стюартом о «Поли­ции» окончилась страшным скандалом, который чуть было не перерос в драку. Стинг после при­знавался: «У нас было очень мало общего в те дни. "Полиция" никогда больше не сделает ни од­ной записи».

Так никогда и не стало ясным, почему Майлз Копленд настоял на том, чтобы разрыв тогда не был обнародован. Некоторые утверждали, что это было связано со сложными финансовыми отноше­ниями группы. Когда пришел конец, то он был каким-то скучным и едва ли вызвал волну инте­реса внутри музыкального мира. Неудивительно, что мало кто в музыкальной индустрии был пора-ясен распадом, когда он фактически наступил.

Как объяснял старый друг Стинга Боб Гелдоф: «Когда Стинг решил, что он теряет себя, он решил бросить "Полицию"».